Ант Скаландис - Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды]

Не такой уж большой рожок оказался у автомата «узи» и, когда стрельба смолкла, гуру заиграл на баяне с новым энтузиазмом и исполнил еще один куплет:

Но когда по домамВы отсюда пойдете,Как же к вашим сердцам подберу я ключи?Чтобы песней своей помогать вам в работе,Дорогие мои москвичи!

ПЕРЕВОРОТ ПО-МОСКОВСКИ

Я сидел под банановым деревом, как вполне справедливо называл Андрюшка этот мощный травянистый стебель, и смотрел на солнце, которое спокойно, не драматизируя, без паники, падало в море. Тополь, подкрепляя свою репутацию человека-машины, торчал третий час на командном пункте — бегал от компьютера к факсу, а от факса к радиостанции. Верба пошла прошвырнуться по периметру наших владений, и Лешка, памятуя о состоянии «патронессы», а также о скором наступлении темноты, взялся ее сопровождать. Белка в доме укладывала Андрюшку, уставшего безумно, но и возбужденного сверх всякой меры, а потому не слишком охотно засыпающего.

Я сидел под бананом в гордом одиночестве и вспоминал давешний разговор с Тополем.

— Ну, и что же все-таки случилось в Москве? Как нам удалось выпутаться?

— А ты думаешь, это интересно?

— Нет, я серьезно, дружище. Все эти путчи, бунты, дворцовые перевороты — такая скучища! Почему-то принято считать, что за августом девяносто первого или октябрем девяносто третьего скрываются какие-то страшные тайны — прозрения Нострадамуса и протоколы сионских мудрецов, а на самом-то деле все предельно просто: когда очень много наворуют, обязательно садятся делить бабки, а тихо, мирно, интеллигентно поделить у нас все никак не научатся. Вот ты же писатель. Мечтаешь, наверно писать для народа. А знаешь, чего народ жаждет в литературе? Не знаешь. А мне тут случайно один издатель рассказал. Между прочим, из самой крупной в Москве фирмы по производству чтива. Сегодняшний читатель в неумеренных количествах пожирает русский детектив.

— Понятно, — сказал я. — Про шпионов, про мафию, про покушения на президента.

— Ничего тебе не понятно, — возразил Тополь. — Политика всем уже надоела, читатель теперь любит бытовуху. Ну, к примеру, семилетний мальчик Ваня украл у дяди Пети порнокассету, а дядя Петя возьми да и замочи его. Однако у мальчика Вани друг — местный авторитет Вова. Вова мочит дядю Петю и влюбляется в его жену тетю Машу, но тетя Маша не может ответить взаимностью, потому что она лесбиянка. Тогда Вова попадает на зону и становится там с горя «петухом», а тетя Маша, оставшись совсем одна, от тоски вешается. Во, брат, что писать надо, а ты все политикой интересуешься.

Я терпеливо выслушал этот долгий пассаж и сказал:

— А все-таки…

— У Платана работает Гаврик — Федя Гаврилов с мехмата, лучший хакер в Москве, может быть, видел?

— Нет, ни разу.

— Ну так вот. Платан подключил его к расследованию, и Гаврик взломал не ломаемую в принципе тройную защиту на «винте» главного компьютера Кузьмина. Платан сам дока в компьютерах, но и он не понял, как это вообще возможно. Вся информация должна была «сгореть» от такого вторжения, но Гаврик скинул ее на дискету. Там много чего было, в этих секретных файлах. Однако меня в первую очередь заинтересовал один — с системой паролей и кодом персональной ячейки в «Менатепе». Профессионалы такие вещи держат только в голове, но Патлатый, наверно, беспамятным был или психотропных уколов боялся пуще хакеров. В общем, я сразу еду в «Менатеп». И попадаю, конечно не в тот филиал. Пилю через всю Москву в нужное хранилище, разумеется, всюду пробки, никакая мигалка не помогает, а уже тридцатое декабря, то есть это сегодня утром было, и утро, вообще говоря, кончается. В час дня мне заявляют в «Менатепе», что у них обед. Я показываю «корочки» ФСБ, и тогда выясняется, что все равно не хватает одной цифири. Некогда разбираться, почему, но требуется личный код Скобякова. Платан отказывается называть его по телефону, даже по сотовому, и приезжает сам. Я плохо понимаю, чего ради такая запредельная, конспирация, но не спорю, и мы теряем еще полчаса.

Кедр каждые пятнадцать минут выдает мне на пейджер безумные шифровки все более тревожного содержания. И когда приезжает Платан, любые меры предосторожности уже не кажутся чрезмерными, потому что зам управляющего банком «Менатеп» вежливо сообщает нам что доступ к соответствующей ячейке закрыт вплоть до особого распоряжения господина Барсукова. Звоним мы, конечно, не Барсукову. Я звоню в Администрацию президента, и там очень мило удивляются: «Ах, это вы, Леонид Андреевич? А господин Григорьев доложил нам, что кто-то из службы безопасности Кузьмина потребовал доступа к его персональной ячейке».

Конфликт, таким образом, урегулирован, но, прежде чем спускаться в бункер, я вызываю бэтээр и группу Еремеева. С самого утра у меня на хвосте висели григорьевские контрразведчики, но теперь на это нельзя просто так плюнуть. Мы с Платаном уже внизу, когда приходит новая тревожная информация — от Клена с Лубянки: приведены в боевую готовность практически все части Московского гарнизона, дивизия Дзержинского, спецвойска службы Коржакова, легендарная «Альфа» и даже особое подразделение ГРУ. Это называется — большой шухер. Я тут же даю команду Кедру брать охрану и уматывать со Старой площади куда-нибудь на дачу. Хватит нам Клена на Лубянке. Конечно, мы еще больше заинтригованы содержимым ячейки. И содержимое, сам понимаешь, не обмануло ожиданий.

Едва мы открыли внутренний отдел сейфа, как магнитофон автоматически включился и начал говорить. Что-то подсказывает нам: надо дослушать до конца. Переписать тут же, «с голоса», некуда, а транслировать эту информационную бомбу по каким бы то ни было каналам — безумие. Мы просто слушаем и запоминаем. Наконец магнитофон выключается и тут же вспыхивает. Ни я, ни Платан даже не пытаемся его тушить.

Это знакомый фокус — одноразовое прослушивание.

«Кто ж нам теперь поверит?» — спрашивает Платан.

«А ты не догадался, что это всего лишь копия?» — утешаю я его.

Платан думает ровно секунду.

«Ты прав, — говорит он. — Оригинал в „МК“?»

«Скорее у Разгоновой».

До Бронной совсем недалеко ехать. Но тут срабатывает пожарная сигнализация «Менатепа», воет сирена, гудят тяжеленные гермодвери… Ловушка! — мелькает первая мысль. Да нет же, просто дым от сгоревшей пленки! Я заталкиваю поглубже в сейф злополучный магнитофон и торопливо закуриваю.

— Леонид Андреич, ну что же вы, — мягко журит служащий банка, — здесь же повсюду надписи «Не курить».

И в этот момент на пейджере Верба. Сообщение высшей степени срочности: Базотти преставился.

Немая сцена похлеще, чем в «Ревизоре».

Платан неожиданно скисает. Все, говорит, если они уже знают, нас отсюда просто не выпустят, взорвут к черту весь «Менатеп», но нас не выпустят. А мне вдруг, наоборот, становится весело. Я бросаю ошарашенной Вербе, что сейчас не до Дедушки, и начинаю отдавать приказы по сотовой. Я точно знаю, что наши линии никто не прослушивает, ну абсолютно точно знаю, зря я, что ли, всю сознательную жизнь этими штуками занимался? «Лицам первой и второй категорий причастности, всем, всем, всем, — распоряжаюсь я, — рассредоточиться, эвакуироваться, в кратчайшие сроки покинуть пределы СНГ, передать по цепочке: общая тревога».

Бэтээр уже подан, мы едем на Бронную к Разгоновой, еще совершенно не представляя дальнейшего маршрута. Но у меня упорное предчувствие: пленка ни в какой ни в редакции, а у Ольги в тайнике, вот только тайник может оказаться, например, в деревне Заячьи Уши — на этот случай я и объявляю эвакуацию. Высшая категория причастности будет держать оборону в Москве до последнего, с чиогородними мы пока не торопимся.

И тут Кедр сообщает, что Разгоновой дома нет, более того, местонахождение ее пока не установлено. То есть машина стоит в переулке на Арбате, а Ольга пропадает уже час, хотя ушла на пятнадцать минут, о чем предупредила водителя. Агент из группы Терентьева, сменившей еремеевскую команду, решил за Ольгой не ходить: невелика важность в обстановке всеобщего шухера. Ругать его за это трудно, ведь слежка за Разгоновой давно считается у ребят бессмысленной рутиной.

Вот тут уже я впадаю в легкую панику. Собственно я теперь не знаю, куда дальше ехать: Бронную нельзя засветить раньше времени, а двигать еще куда-то — полный бред. И мы ставим бэтээр на площади у метро «Чистые пруды», пугая добропорядочных граждан. Картинка славная — совсем как в августе девяносто первого. Платан долго объясняется с гаишниками, а я звоню Вербе на квартиру этого Никулина и рекомендую ехать домой. Верба сомневается, и тогда я приказываю ей уезжать. Вы ведь должны были в случае чего уничтожить документы и приготовиться к настоящему бою. На моей квартире уничтожать уже нечего, я позаботился об этом чуть раньше, и обмундирован я полностью с самого утра.